Как снять вес дымохода с печи

1. Главная
2. Статьи
3. Печи
4. Как снять вес дымохода с печи

Достаточно установить консоль и опору для дымохода.

1. Они возьмут на себя вес дымохода и не будут давить на печь.

2. Для усадки дома консоль крепится на скользящий крепеж, чтобы при усадке дома двигаться вместе с ним. Если этого не сделать, то дом просто сомнет дымоход.

Далеко ли ставить печку от стены?

Чтобы спокойно пользоваться дровяной печью в деревянном доме, нужно соблюдать правила пожарной безопасности. Но какому регламенту лучше следовать, европейскому или российскому? Особенно, если наши правила – жёстче западных, хотя мы привыкли наоборот?

Обзор чугунных печей Plamen

Страна производства: Хорватия.

SuperIsol – новейший материал для изоляции от перегрева

Кто-то обшивает стены и камин горючим гипсокартоном или минеритом. А настоящие профессионалы используют плиты SuperIsol, выдерживающие до 1000С.

Видеообзор печи-камина Contura 35T

Рейтинг печей каминов для дачи

Обзор семи самых популярных брендов печей каминов. Подобрали интересные варианты моделей по соотношению цена\качество.

Плюсы и минусы чугуна

Чугунные печи давно стали незаменимой деталью дома. Узнаем причины

Канадские чугунные печи Vermont Castings, секреты качества

Дровяные печи компании «Vermont Castings»  по отзывам покупателей не только впечатляюще функциональны и высококачественны. Каждая из моделей проста в эксплуатации, изготовлена из тщательно подобранного сырья и к тому же красива.

Выбираем печь для дома правильно

Печное отопление является одним из самых простых и экономичных способов обогрева дома. За долгие века разработано много видов отопительных приборов, различающихся конструкцией, назначением и видом топлива.

Ещё статьи

Статьи

Читать онлайн «Девушка с печи N7», Виктор Улин – ЛитРес

И сказал Вооз слуге своему, приставленному к жнецам:

чья это молодая женщина?

(Руф. 2:5)

Это было давно, хоть и правда.

* * *

В 80-х годах прошлого века я часто пел одну песню.

Автора уже не помню; не имея привычки без особой нужды рыться в зловонной помойке Интернета, не стал искать я и точного текста, а привожу по памяти один куплет:

Тридцать лет – это солнце и море,

Вкус помады и горечь потери!

Тридцать лет – это радость и горе,

Тридцать лет – это жизнь на пределе…

Впрочем, не исключено, что я перепутал нечетные строки, взяв их из другого куплета.

Отмечу, что песня так и называлась «30 лет», и автор ее считал сей возраст «возрастом вершины», хотя и оговорился в последней строке, что «тридцать лет – это все-таки мало».

Будучи от рождения литератором до мозга костей, при исполнении я слегка редактировал вторую строку, заменив «горечь» на «запах», поскольку полагал, что информация, даваемая двумя разными органами чувств, экспрессивнее, нежели перечисление двух разных вкусов.

В те годы мне самому еще не исполнилось даже тридцати, поэтому символы автора казались верными; лишь много позже я понял, что нет в жизни ни подъема, ни вершины, ни спуска, что сама жизнь есть только миг между прошлым и будущим…

Но это уже совершенно другая песня, да и вообще мои воспоминания – не о песне, а о помаде.

1

И относятся они к чуть более позднему времени – к году 1994-му, завершавшему Московский период моей жизни.

…Была весна, в окно глядели гроздья белые,

Цвела черемуха – о, как цвела она!

Тебе шептал я те слова любви несмелые –

Ты в полночь лунную мне сердце отдала…

Еще одна песня из моего прошлого репертуара всплыла сама по себе, хотя к тому дню отношения не имеет вовсе.

Никому я ничего не шептал и никто мне ничего не отдавал в полночь – ни сердца, ни чего-то более важного для часа любви под взглядом молчаливой черемухи…

* * *

В тот день самом деле была весна. Относительно черемухи… не помню, цвела ли она по Москве именно тогда – помню только, что кончался май, у дверей стоял июнь, а за окном тянулся обычный и даже серенький предлетний день.

Я приехал в Литинститут получать свой второй диплом о высшем образовании.

Диплом этот был синим – в отличие от первого, «красного», полученного в Ленинградском университете: учась до 5-го курса на одни «пятерки», в последнем семестре я резко стравил пары, я словно уже знал, что диплом этот мне никогда в жизни не понадобится, и спустил рукава, отдал учебное на время занятия более приятные. По сей причине особой радости от события я не ожидал, но – имея барские привычки! – приехал из общежития элегантным, как рояль: в костюме, в специально припасенной для мероприятия ненадеванной белой рубашке, при галстуке и без всяких торб или пластиковых пакетов.

По окончании процедуры (ни принесшей, кстати, ничего патетического никому из моих сокурсников по причине терминального состояния самой литературы, уже наступившего в те времена) я обнаружил, что на дворе сеется мелкий безвременной дождичек, а костюм мой непригоден для транспортировки свежеполученной книжицы. Наружные карманы пиджака были недостаточно глубокими, внутренний – слишком узким, а в карман рубашки помещался только студенческий билет.

* * *

(Который мне удалось «закроить» при сдаче документов в учебную часть. Наш выпуск был ускоренным, последняя годичная строчка осталась незаполненной, а я по наивности рассчитывал, что буду приезжать в столицу и еще целый год пользоваться этим билетом как творческим пропуском, делающим доступным любой драматический театр.

Включая и любимый до судорог «Малый» где еще играли Островского последние из могикан, носители настоящего русского языка Гоголева и Анненский.

И «Театр Советской Армии» с гениальным Олегом Борисовым – Павлом I в одноименной пьесе Мережковского.

И светлой памяти Владимира Семеновича «Театр на Таганке», где можно было смотреть любой спектакль, лишь бы там играл неподражаемый в своей скромной экспрессии Валерий Золотухин.

И украшенный томительными линиями «либерти» старый «МХАТ» где со сцены размахивал руками восхитительно полупьяный Олег Ефремов.

И «МХАТ» новый, похожий на вдесятеро увеличенный бункер Гитлера, под серыми бетонными сводами которого гремел хриплый голос Татьяны Дорониной.

И одиозный «Ленком», где Леонид Броневой был лишь чуть-чуть хуже своего Мюллера из «Мгновений».

И даже не помню какой, где в радикальной пьесе по «Запискам из Мертвого дома» Федор Михалыча Достоевского у самой рампы целых 5 минут расхаживала абсолютно голая женщина!)

Будучи мастером разрешения тактических ситуаций, я сориентировался молниеносно. «Сел на хвост» одной из (на тот момент уже бывших…) сокурсниц, тоже иногородней, сунул драгоценный диплом в ее сумочку, и обратно в общежитие мы поехали вместе.

Добраться туда из института можно было довольно быстро: спуститься в метро около грустного Пушкина на Тверской, проехать (кажется, с пересадкой) до одной из станций в районе Дмитровского шоссе, а там одолеть еще несколько остановок уже по земле и на чем угодно. Но мы никуда не спешили.

Ведь нам обоим было некуда больше спешить; мы получили дипломы и сдали книги в библиотеку, оставалось лишь собрать вещи, попрощаться с друзьями и разъехаться навсегда.

Поэтому мы просто вышли на Тверской бульвар, протрусили под дождем на другую сторону и сели в Окуджавский троллейбус.

Синий – как ему и положено было быть, но не последний; последним был наш день в Москве.

А потом ехали добрый час через пол-центра, по Дмитровке и Новослободке, мимо вытянувшихся во фрунт по ранжиру громадных домов Сталинского классицизма, мимо одного выстроенного «глаголом» и заслонившего своими стенами мрачную тень Бутырской тюрьмы (возникшей на окраине, но теперь оказавшейся в сердце столицы), мимо крошечной церкви, в которой – если верить апокрифам – в 1812 году стояла лошадь Наполеона, мимо еще чего-то, уже стершегося из памяти.

Троллейбус плыл по мокрым блестящим мостовым, дождь струился по стеклам, но внутри было сухо и уютно, мы сидели рядышком на высоком кожаном сиденье и разговаривали обо всем на свете и ни о чем вообще…

* * *

…Читателю, хорошо изучившему мое творческое наследие и знакомому с моими сюжетными ходами, увидевшему в предыдущих абзацах зачин к некоему романическому продолжению и уже замершему в трепетной надежде на нечто душещипательное или даже плавно перетекающее в раздел ХХХ, приношу извинения за обман: не было дальше ни романического, ни перетекающего.

Вообще ничего не было.

Как не дрожало между нами даже намека на возможную искру, с этой свистушкой я прежде не общался, мы были едва знакомы.

Я не помню, кто она была по специальности: прозаиня, поэтесса, драматургичка или вовсе литературная критица…

* * *

(Отступая от темы, отмечу, что неологизм «критица» я ввел не из оскорбительных намерений, а совсем наоборот.

Это слово вызывает у меня некую аллитеративную ассоциацию со словом «каракатица», а оный моллюск относится к разряду моих любимых сущностей. Тая внутри себя чернильную душу, каракатица радует внешним обликом: она грациозна, нежна, изменчива, имеет упругое тело и печальные глаза. Она женственней, нежели десять тысяч искусственно осветленных голливудских кинозвезд, а из чернил ее в прежние времена делали натуральную краску сепия, имевшую восхитительный оттенок.

Потому сравнение женщины с каракатицей в моих устах звучит как высочайшая похвала.)

Но мемуар мой все-таки не о том.

А эти абзацы я написал лишь для того, чтобы подчеркнуть, что между нами не было ничего такого: в тот период жизни я парил над инфернальной бездной увлеченности своей будущей нынешней женой (для посвященных – Миленой Летницкой) и другую женщину не воспринимал как объект…

2

…Итак, мы сидели, болтали – и ехали, ехали, ехали…

Мимо нас, назад и прочь из нашей жизни текла Москва – Москва первой половины 90-х – город, в котором прошли далеко не худшие наши дни.

После того, как троллейбус – синий, как мой несчастный диплом – доплыл до нужной остановки, мы провели вместе еще некоторое время.

Не потому, что ударила-таки та самая искра, просто ей нужно было купить всяких макарон для последнего ужина, дождь не собирался заканчиваться, диплом все еще требовал сохранения, и я тоже пошел в магазин, где отстоял рядом с нею душную очередь и даже купил для себя баночку шоколадной пасты – просто так, чтобы оправдать свое стояние.

Потом мы вошли в наше общежитие – мрачное, как египетская гробница, и куда более грязное – поднялись мимо лифта на третий (кажется, именно третий, хотя это не имеет никакого значения!) этаж и расстались навсегда: она ушла в правое, женское, крыло, я – в левое мужское (забрав наконец свой бесценный – в прямом смысле слова… – диплом).

Но временная моя попутчица, выше аттестованная мною квазинормативно, на самом деле и была тем самым словом.

В сумочке ее – среднего размера женской вещице – был примерно такой же порядок, как в бетономешалке, приготовленной к замесу с десятком композитных наполнителей.

В тесном замкнутом пространстве, лишенном карманчиков и перегородок, вперемешку лежали самые разные вещи.

Ее собственный диплом, блокнотик с адресами и телефонами, аккуратно свернутая «раскладушка» с картой Московского метрополитена, никому уже не нужные тетрадки с конспектами за три последних сессии, пять шариковых ручек всех цветов, имевшихся в «Союзпечати» (из которых писала только красная), кошелек с деньгами, жетоны на метро, трамвайные, троллейбусные и автобусные абонементы (как новые, так использованные), роман Ж.Сьюзанн «Одного раза недостаточно» в твердом переплете, четыре одинаковых карамельки в блестящих обертках и одна большая шоколадная конфета в простой бумажной, жвачка (как в надорванной пачке, так и приклеенная к чему-нибудь), три пары золотых сережек в трех разных полиэтиленовых пакетиках (с красными камешками, с зелеными и без камешков вообще), флакончик духов с распылителем, роликовый дезодорант, компактная пудреница (скользкая, как лягушка, с полустертой золотой розой на крышке), три расчески плоские и одна круглая массажная, аэрозоль с лаком для волос, восемь заколок-«невидимок» на картонке, черная тушь для ресниц в бутылочке со встроенной кисточкой и тени для век восьми цветов в одной плоской коробочке, миниатюрная точилка из нержавеющей стали, два карандаша (один не начатый, второй почти сточенный) и блеск для губ в круглой баночке, зеркальце, белый носовой платочек, запасные колготки, полупустая упаковка экстренных таблеток «Постинор», несколько предметов из того ассортимента, который я как джентльмен не буду озвучивать, и патрончик с красной губной помадой.

 

* * *

(В очередной раз отступив от темы, позволю себе высказать мнение, что женщина, в чьей сумочке никогда (хоть раз в жизни!) и ни при каких обстоятельствах (во время выпускного вечера, при получении диплома, перед свадьбой, после развода, на смотринах дочери, по дороге в роддом за первым внуком…) не лежала губная помада, является

ДОСАДНОЙ ОШИБКОЙ ПРИРОДЫ.)

* * *

Пока мы ехали, стояли в магазине и покупали продукты, с этого патрончика (далеко не нового, пустого на три четверти и с давно сломавшимся механизмом уборки-выпуска) соскочила надтреснутая крышечка, и…

И когда я пришел в свою ободранную комнату и раскрыл свой долготерпимый документ о полученном втором высшем заочном образовании, то обнаружил, что внутри он испачкан – в правом верхнем углу, ниже надписи «ДИПЛОМ», напротив серии и номера, чуть выше моей фамилии, остался красный след.

Я был удивлен, возмущен и раздосадован, поскольку с детства трепетно относился к сохранности своих вещей, но выяснять отношения не пошел, предпочтя потратить остаток дня на общение в Валерой Роньшиным, моим тогдашним сокурсником и нынешним известнейшим Петербургским писателем, автором детских «страшилок».

А потом собрал вещи и уехал в Уфу – кажется, даже тем же самым вечером.

* * *

Потом уже в домашней обстановке – будучи по-немецки педантичным к своим документам, даже к самым никчемным! – я пытался отчистить диплом спиртом, чего мне не удалось, поскольку помада оказалась качественной и была не чета нынешнему ширпотребу.

Пахла она приятно, вкуса ее я не знал, хотя в тот последний день к тому имелись все возможности.

Но я повторяю, что не проявил к своей спутнице знаков внимания, ни разу не дотронулся даже до ее красивой ноги – хотя (чорт меня забери совсем!!!) были же у нее какие-то ноги, и даже целых две, а

НИКАКАЯ ПАРА ЖЕНСКИХ НОГ

НЕ МОЖЕТ

НЕ БЫТЬ КРАСИВОЙ!!..

* * *

Вот и все, что было.

Больше не было ничего.

* * *

(Как давным-давно – еще в те годы, когда у меня самого кипела жизнь и что-то было впереди – уже сказала о себе героиня моего «Рассказа без названия».

Произведения, родившегося на одном дыхании, но сделавшегося программным для меня самого.

И, возможно, в самом деле удачного.

Не зря же один мой друг – писатель, человек очень талантливый, подлинный художник слова, умный, тонко чувствующий, невероятно начитанный и (что самое главное!) – абсолютно беспристрастный в своих внеличностных оценках – поставил его в один ряд с «Темными аллеями» Бунина…)

3

С тех пор прошло… почти четверть века.

* * *

Сегодня, когда я слышу голос давно ушедшего Юрия Иосифовича Визбора, поющего о том, что потом были в жизни дары и находки, мне кажется, что ко мне эти слова отнесены быть не могут.

* * *

В предположениях относительно значимости своего Литинститутского диплома для будущей жизни я оказался прав: он не дал мне ничего.

Как не дал мне по сути ничего и первый диплом, полученный на мат-мех факультете ЛГУ, и диплом кандидата наук, и выданный ВАКом аттестат доцента.

Я не реализовал ни одного из своих талантов.

Я не был востребован как танцор, певец, живописец, мастер лаковых миниатюр, график, дизайнер, прозаик, поэт, публицист, журналист, критик, редактор.

Ничего не дали мне ни свободное владение английским языком, ни умение говорить по-немецки, как урожденный саксонец (ну, в крайности – как венгр!), ни общая лингвистическая склонность, благодаря которой я без усилий мог усвоить несколько оборотов и использовать их – не для чтения книг, а для продуктивного контакта с носителями! – на идиш, иврите, польском, украинском, эстонском и даже турецком…

Сущим ничем оказалось умение выбрать правильную посуду и правильным образом употребить из нее тот или иной спиртной напиток.

Не помогли мне ни умение держать нож в правой руке, а вилку – в левой, ни ловкость разрезания авокадо, ни искусство всякий раз заново повязывать на себе галстук перед зеркалом, ни божий дар носить концертный фрак с такой небрежной грацией, будто именно в нем я и родился.

Не спасло меня даже знание того, в каком случае нужно пропустить даму в дверь, а когда – войти или выйти вперед нее.

Ну и, разумеется, ничего не стоили ни мой могучий рост, ни моя благородная осанка, ни неземная красота, ни физиогномические признаки, сообщавшие каждому встречному, что мой Iq приближается к значению 200, а словарный запас – к 100 000 единиц, ни харизматическая аура моего эго, ни даже конструктивная компонента моего либидо, не требующая никакой сублимации.

И напрасно всю жизнь я говорил «класть» и «положИть» – мог бы запросто говорить «лОжить» и «поклАсть»…

* * *

Единственную радость бытия дал мне тот факт, что в своих произведениях я создал для читателей и сам прожил вместе с героями добрую сотню иллюзорных, но разнообразных, ярких и волнующих жизней.

Ведь, не надеясь хоть когда-нибудь достигнуть Соломоновой мудрости, я все-таки давно понял, что жизнь есть не то, что с нами происходит, а то, что нам кажется в любой отдельно взятый момент.

* * *

Моя же реальная жизнь…

4

В молодости, в те самые 30 лет, о которых пел, я со своими дарованиями представлял просто-таки прижизненный памятник самому себе.

Но прошли годы, и монумент пошел в размол, как сказал бы устами своего героя один их моих любимых писателей, печальный мудрец, эстонец Энн Ветемаа…

И виноваты в том не кто-то посторонний.

Виноват один лишь я – выпросив у судьбы бездну задатков, я неверно заказал эпоху их приложения: родился то ли слишком рано, то ли чересчур поздно, но никак не в нужное время.

* * *

Хотя некоторые умные люди считают, что причина другая – ее еще в XIX веке указал величайший русский поэт (который был эфиопом):

Чорт догадал меня родиться в России с умом и талантом…

Обо всем этом можно говорить долго, нудно и неконструктивно.

5

Но когда по какой-то косвенной причине я вдруг открываю свой синий диплом и вижу след помады – оставшийся с прошлого века, потерявший запах, поблекший и выветрившийся сам по себе за эти годы до такой степени, что на заставке к этому мемуару мне пришлось выделить его Фотошопом – когда я открываю ту книжицу и вижу этот след…

То испытываю двоякое ощущение.

С одной стороны, вся моя жизнь – это всего лишь старый след чужой помады (мною на вкус не попробованной!) на моем старом дипломе (оказавшемся мне не нужным!).

* * *

А с другой…

Я беру в руки этот старый диплом, отмеченный помадой – и вспоминаю тот день и тот троллейбус – и ее, ехавшую рядом со мной по последнему маршруту от Тверского бульвара до улицы Добролюбова.

Я не помню, из какого она была города, не помню ее фамилии, даже ее имени, я не узнал бы ее сегодня, сядь она через стол от меня.

Я не имею понятия, кто узнал вкус той самой помады, равно как узнал ли его хотя бы кто-нибудь.

Я не знаю ее судьбы.

* * *

Не знаю, ведет ли она в издательстве ЭКСМО серии психологических триллеров, как другая моя сокурсница – Аня, с которой на протяжении двух сессий у меня был роман, оставивший приятные воспоминания на всю жизнь.

Или владеет собственным издательством – как Анжелика, красивая, словно кукла Барби, и такая же глупая.

Что означает «Свежеприготовленное из печи»? (с картинками)

`;

Язык

Факт проверен

утра Бойл

Дата последнего изменения: 06 октября 2022 г.

Выражение «только что из печи» может использоваться как в прямом, так и в переносном смысле. В буквальном смысле фраза описывает что-то, что было только что испечено. Взятая в метафорическом смысле, эта фраза может обозначать что-то новое, отличное или новаторское. В качестве метафоры это выражение также может использоваться для обозначения кого-то, кто является новичком в определенной задаче или в определенной ситуации.

В буквальном смысле это выражение относится к пищевому продукту, который был недавно испечен. Это говорит о том, что продукт не зачерствел и, вероятно, еще теплый после процесса выпечки. Например, если кто-то заявляет, что партия печенья «только что из печи», человек, потребляющий печенье, может ожидать, что оно будет недавно испеченным и, скорее всего, теплым, мягким и жевательным, а не холодным, твердым и несвежим.

Иногда компании, продающие продукты питания, используют это выражение как преувеличенное заявление о свежести своих продуктов. Используемая в этом контексте фраза не предназначена для буквального понимания, а скорее как указание на то, что продаваемый продукт имеет свежий вкус, не является несвежим или переработанным. Например, если в рассказе о бакалейной лавке на витрине с хлебом провозглашается, что расфасованный хлеб «только что из печи», потребитель не должен ожидать, что продукт только что был изъят из процесса выпечки как таковой, а что хлеб будет иметь мягкий, свежий вкус и текстура, как у только что испеченного хлеба.

Бывают случаи, когда фраза может иметь метафорическое, а не буквальное значение. Метафора — это слово или фраза, предназначенные для описания, казалось бы, несвязанного объекта или ситуации посредством аналогии или сравнения. Когда эта фраза используется в этом контексте, она может означать что-то новое, отличное или новаторское. Например, если кто-то утверждает, что у него есть компьютерный гаджет, который «только что из печи», это предполагает, что гаджет новый, инновационный или никогда ранее не встречавшийся.

Хотя это выражение менее популярно, существует и другое метафорическое значение этого выражения. Иногда эта фраза используется для описания кого-то, кто является новичком в определенной ситуации.

Например, если кто-то на сайте вакансий указывает, что определенный сотрудник «только что вышел из печи», это, вероятно, указывает на то, что этот сотрудник является новым сотрудником или только осваивает работу. Точно так же, если кто-то утверждает, что супружеская пара «только что из печи», человек может справедливо предположить, что эта пара только что поженилась. Часто, как и во многих фразах и идиомах, контекст использования имеет тенденцию определять точное значение.

Вам также может понравиться

Рекомендуется

КАК ПОКАЗАНО НА:

Lovin’ From the Oven –

12 июля 2021 г. Автор: kim Оставить комментарий

Прошло много времени, но мне нужно было опубликовать этот рецепт, чтобы я мог обращаться к нему снова и снова. Это, пожалуй, один из самых простых десертов, которые я когда-либо готовил, и самое приятное то, что жарким летом не нужно включать духовку! Десерт, который можно приготовить заранее и подавать по мере необходимости.

Как вы понимаете, я уже пару раз готовила по этому рецепту (отсюда и разные сковороды). Сделала для нас, для посиделок и даже в другой раз, раз девушки просили. Я на самом деле удивлен, как сильно Элли и Тея это нравится. Есть кофе, чуть-чуть рома и все то, что мне не нравилось в детстве. Кофе был для меня приобретенным вкусом, и мне не нравился его вкус, пока я не пошел в старшую школу. Видимо, наши дети не такие, как я.

Десерт, с которым легко могут помочь дети. Помогли обмакнуть божьи пальчики в кофе, распределить начинку и посыпать сверху какао-порошком. На самом деле нет ничего плохого, что вы можете сделать с этим рецептом.

Я использую какао-порошок Rodelle Gourmet с любым рецептом, в котором требуется какао-порошок. Богатый вкус голландского переработанного шоколада — вот что делает мои десерты. Нет ничего лучше.

Этот рецепт из «Уютной кухни», и я так рада, что наткнулась на него и попробовала!

Тирамису

12 июля 2021 г.

Ким

Ингредиенты

• НАЧИНКА:
• 4 больших яичных желтка, холодные
• 3 столовые ложки темного рома
• 1/4 стакана жирных сливок, холодных
• 1/2 стакана сахара
• 1/4 чайной ложки соли
• 16 унций маскарпоне (из 2 контейнеров), холодный
• ДЛЯ СБОРКИ:
• 1 3/4 чашки крепко заваренного кофе
• 24 дамских пальчика (из упаковки по 7 унций)
• ДЛЯ ПОКРЫТИЯ:
• 2 столовые ложки какао для выпечки Rodelle Gourmet

Инструкции

1. Приготовьте начинку, добавив все ингредиенты для начинки в стационарный миксер.